Глава I

Глава I. Исторический очерк Шелонской земли

Термин «Шелонская земля» вводится автором, в средневековых источниках он не используется, но, на наш взгляд, он отражает расположение целой группы городов и погостов на берегах реки Шелонь и ее притоков, несколько изолированных от остальной Новгородской земли. Из Шелонской земли следует исключить нижнее течение Шелони: поселения в этом районе тяготели к самому Новгороду или к Русе.

Шелонская земля издавна входила в состав Новгородской земли, но до XIII в. была, по всей видимости, слабо заселена. Это объясняется как тем, что долина Шелони находилась на пограничье земель ильменских словен и псковских кривичей, так и тем, что возможный водный путь по Шелони вел «в никуда» и не связывал Новгород с какими-либо важными центрами. Сообщение между Новгородом и Псковом осуществлялось, как мы увидим ниже, сначала по Шелони, но потом сворачивал с нее (водный путь на Псков сворачивал с Шелони на Узу, а сухопутный – еще раньше: он проходил по долине Удохи через Дубровну).

Дубровна является наиболее древним населенным пунктом, упоминаемым в этом районе. Этот погост, расположенный в 25 км к северу от Порхова на реке Удохе, упоминается в новгородской берестяной грамоте № 526, найденной в Новгороде на Людином конце (Троицкий раскоп) и датируемой 1061-1095 гг.(1) В этой грамоте в списке должников мы видим не только упоминание Дубровны, но и топоним «Шелонь» как обозначение населенного края в бассейне реки: «На Шелоне на Добромысле 10 коуно,… Доубровне на Хрипане 19 третьеё гривне».

В следующий раз Дубровна упоминается в 1137 г., когда князь Святослав Ольгович с новгородцами собрался в поход на Псков, пытаясь прогнать укрепившегося там бывшего новгородского князя Всеволода Мстиславича. Войска новгородцев остановились и повернулись вспять именно в Дубровне, перед псковскими засеками: «Потомь же Святославъ Олговиць съвкупи всю землю Новгородскую, и брата своего приведе Глебка, куряны съ Половци, идоша на Пльсковъ прогонять Всеволода. И не покоришася пльсковици имъ, ни выгнаша князя от себе, нъ бяхуть ся устерегли, засекли осеки все, и съдумавше князь и людье на пути, въспятишася на Дубровне»(2). Из приведенного сообщения видно, что Дубровна находилась на дороге из Новгорода в Псков («на пути») и являлась пограничным пунктом с Псковской землей, пытавшейся обособиться от Новгорода. Судя по тому, что поход Святослава Ольговича совершался зимой (январь-февраль, судя по контексту: «Тогда же преставися князь Всеволод Мьстиславиць месяца февраля въ Плескове»(3)), через Дубровну проходила сухопутная дорога. Летом здесь же мог действовать и водный путь по реке Удохе, впадающей в Шелонь: мы предполагаем наличие волока из Удохи в Кебь, которая, в свою очередь, впадает в Великую.

В Дубровне имеется небольшое мысовое городище(4), так что возможно, что в ХII в. это был укрепленный городок на пограничье, недалеко от засек («осек»). Судя по карте Шелонской пятины в XVI в., составленной К.А. Неволиным(5), к западу от Дубровенского погоста находился только один новгородский погост Ручьи и в 20 км от Дубровны уже начиналась Псковская земля. Можно предположить, что новгородско-псковская граница особенно не менялась с XII столетия.

Положение Дубровны на дороге и на новгородско-псковском рубеже подтверждается и известием 1228 г., когда новгородский князь Ярослав Всеволодович направился в сторону Пскова, с враждебными, как показалось псковичам, намерениями: «Того же лета князь Ярослав преже сей рати поиде въ Плесковъ с посадником Иванкомъ и тысячкыи Вячеславъ. И слышавше плесковици, яко идет к ним князь, и затворишася в городе и не пустиша их к собе; князь же, постоявъ на Дубровне, въспятися в Новгород»(6). В известии 1268 г. Дубровна вновь выступает в качестве пограничного пункта, но из этого места ведет дорога не только на запад, в Псков, но и на юг – в Литву и Полоцк: «Сдумаша новгородци с князем своимь Юрьемь, хотеша ити на Литву, а инии на Полтескъ, а инии за Нарову. И яко быша на Дубровне, бысть распря, и въспятишася и поидоша за Нарову къ Раковору»(7). Как видно из приведенного текста, из Дубровны уже был путь в Литву, но на северо-запад прямого пути не было: чтобы попасть «за Нарову» новгородцам пришлось «вспятиться», т.е. повернуть назад к Новгороду.

В 1217 г. отряды литовцев совершили набег на долину Шелони, вызвавший ответные действия новгородских войск: «И воеваша Литва в Шелоне; новгородци идоша и не състигоша их»8. А в 1239 г. новгородцы вместе с князем Александром Ярославичем (Невским) предпринимают серьезнейшую акцию, значительно преобразившую Шелонскую землю: «Того же лета князь Александр с новгородци сруби городци по Шелони»(9). Выражение «городци по Шелони» встречается только в Синодальном списке Новгородской первой летописи, но список этот наиболее древний и нет оснований ему не доверять. В младшем изводе Новгородской первой летописи и других новгородских летописях речь идет как-будто об одном городце, но это, вероятно, результат ошибки переписчика: «сруби городець в Шелоне»(10), «а городець сроуби в Шелоне» (под 1238 г.)». Ясно, что новгородцы со своим князем проводят важнейшую стратегическую акцию: создается несколько укрепленных городков в ранее слабонаселенной и периферийной части Новгородской земли. На наш взгляд основание городков означает и начало государственной колонизации района. Чем были вызваны действия новгородского государства в 1239 г.? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, следует рассмотреть военную ситуацию в Новгородской земле и на ее границах во второй половине XII – начале XIII в.

Во второй половине XII в. юго-западным форпостом Новгорода были Луки на Ловати. Этот город находился на удобном пути «в Русь» (Южную Русь) от Русы вверх по Ловати. В 1166 г. князь Ростислав приходит в Луки из Киева и зовет новгородцев «на поряд»(12), здесь Луки выступают как пограничный город новгородской земли. В следующем, 1167 г. новгородский князь Святослав Ростиславич, решивший покинуть Новгород, укрепляется в Луках. Новгородцы отправляются прогнать его, и князь бежит в смоленский город Торопец. Братья Святослава, смоленские князья Роман и Мстислав Ростиславичи в отместку «пожьгоста Лукы», но, видимо, не сам город, а его округу, так как летопись рассказывает, что «луцяне устерегошася и отступиша они в город, а ини Пльскову»(13). В 1191 г. «ходи князь Ярослав (Владимирович – B.C.) на Лукы, позван полотьскою княжьею и полоцяны, и поя съ собою новъгородьць передьнюю дружину; и съняшася на рубежи и положиша межи собою любовь»14. В 1196 г. новгородцы с тем же князем Ярославом Владимировичем «седевше на Луках» во время конфликта с владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо(15).

В 1198 г. в Луках умирает Изяслав, сын князя Ярослава Владимировича, причем летописец отмечает, что он «бяше посаженъ на Лукахъ княжити и от Литвы оплечье Новугороду»(16). О том, как необходимо было Новгороду «оплечье» от набегов Литвы свидетельствует сообщение под тем же годом: «На ту же осень придоша полочяне съ Литвою на Лукы и пожьгоша хоромы, а лучяне устерегоша и избыша въ городе»(17). Здесь, кажется, впервые появляются литовские войска, которые пока осуществляют не самостоятельный набег, а используются соседним с Новгородом Полоцким княжеством. Нападение полочан и литовцев вызвало в том же году ответный поход новгородцев, закончившийся мирным договором на озере Каспле(18).

Предупреждая какую-то опасность, в 1199 г. в Русе закладывают новые укрепления(19), а уже в 1200 г. литовские отряды предпринимают значительный по масштабу набег на долину Ловати: «Ловоть взяша Литва и до Налюця, с Белее до Свинорта и до Ворча середу; и гнашася новгородци по них и до Цьрнянъ, и бишася с ними и убиша Литвы мужь 80, а новгородьць 15…, а полон вьсь отяша, а избытъкъ убежаша»(20).

Упоминание Свинорта, расположенного на нижней Шелони, говорит о глубине вторжения и о непосредственной опасности для интересующего нас района средней и верхней Шелони. В том же году в Луки воеводою отправился Нездила Пьхциниць, который «с маломь дружины» ходил оттуда в грабительский поход на Лотыголу. Укрепления в Русе были закончены в этот же год(21).

Ответные действия новгородцев во время литовского набега 1200 г. могли вызвать краткое затишье, но уже в 1210 г. литовцы вторгались в Новгородскую землю, а новгородцы «угонивъше Литву въ Ходыницихъ, избиша съ княземь Володимиромь (Псковским – B.C.) и с посадникомь Твьрдиславомь»22. В 1211 г., почти сразу после вторжения 1210 г. новгородский князь Мстислав Удалой предпринимает широкомасштабные действия по защите южных рубежей Новгородской земли: посадник Дмитр Якунович посылается в Луки для постройки укреплений города, а сам князь, «блюдя волости», переходит с войском из Торжка в Торопец, а затем в Луки, буквально обходя южную границу. Лучанам «дается» князь – брат Мстислава Владимир Мстиславич, участвовавший в отражении набега 1210 г.(23)

Мероприятиями новгородского правительства в 1210 г. долина Ловати была, по всей видимости, защищена, и литовские отряды в 1213 г. выбирают другое направление набега: на Псков, жители которого изгнали в это время своего князя Владимира Мстиславича (возможно, он и в 1213 г, находился в Луках): «изъехаша Литва безбожная Пльсковъ и пожгоша: пльсковици бо бяху въ то время изгнали князя Володимера от себе, а пльсковици бяху на озере; и много створиша зла и отъиоша»(24). После взятия и сожжения Пскова следующий поход Литва предпринимает опять не на Ловать, а на Шелонь – это уже упоминавшийся набег 1217 г., когда новгородцы не сумели нагнать отступавшие литовские отряды. Как видим, направление вторжений смещается к западу, где легче было проникнуть в почти незащищенные новгородские и псковские земли.

В 1223 г. литовцы предпринимают набег на окрестности смоленского города Торопца. В отражении этого набега участвуют новгородцы, что, видимо, свидетельствует о том, что литовцы вторглись и в пограничные новгородские волости: «Воеваша Литва около Торопця; и гонися по них Ярослав с новгородци до Въсвята (полоцкий город Усвят, показывающий направление набега: от Полоцкой земли к Торопцу – B.C.), не угони их»(25).

Непрекращающиеся глубокие рейды литовцев повторяются почти каждый год, причем иногда приносят значительный ущерб. Так в 1224 г. «Литва» находилась в окрестностях Русы, т.е. в глубине новгородской территории, и разбила отряд рушан: «В то же лето, по грехомъ н.ашимъ, не ту ся зло створи: выеха Федоръ посадник съ рушаны; и бися съ Литвою, и съгониша рушанъ съ конь и много коневъ отъяша, и убиша Домажира Търлиниця и сънъ его, а рушанъ Богъшу, а иних много, а другых по лесу разгониша»(26). Характерно, что после 1211 г. Луки уже не упоминаются среди новгородских городов, подвергавшихся набегам литовцев. Не были ли они захвачены в 1220-х гг.?

В 1225 г. литовцы опять вторглись в Торопецкую волость, а также в район Торжка, причем, как следует из рассказа летописца, бежали они вновь в сторону Усвята, из которого, по всей видимости, и совершали набег. «Той же зиме придоша Литва, повоеваша около Търожку бещисла и не доганяша Тържку за 3 вьрсты, беше бо их 7000, и гость бита мног, и Торопьцькую волость всю поимаша. Князь же, Ярослав и Володимиръ съ сыном и с новотържьци, княж дворъ, новгородцев мало, торопцяне съ князьмь своимь Давыдомь поидоша по нихъ, а новгородци послаша: они же, дошедъше Русы, въспятишася. Князь же Ярослав съгони е на Въсвяте и наворопи на не; И тако, божиею помочью и святыя София, отъимаша всь полонъ, а самех избиша 2000, а прок их разбегошася; ту же убиша князя Торопьчьскаго Давыда и Василия, меченошю Ярославля»(27).

В 1229 г. нападению вновь подверглись юго-восточные окраины новгородской земли: «Той же зиме придоша Литва, и воеваша Любне и Мореву и Серегеръ, и гонишася по нихъ новгородци, и угонивше ихъ, и биша, а полонъ отяша всь, месяца генваря»(28).

В 1234 г. литовские войска наскоком, «изгоном» взяли Русу, пробравшись вдоль Ловати вглубь новгородских владений. Захваченный посад рушанам удалось отбить, после чего произошла битва на поле у города. Спасский монастырь на окраине города был разграблен. Литовцы отступили, а новгородцы с князем Ярославом стали их преследовать вдоль Ловати, на судах и конной ратью. Судовая рать повернула назад у Моравиина (Муравейно), а князь с конной ратью преследовал литовцев и настиг их у селища Дубровна (не путать с Дубровной на Удохе в Шелонской земле – B.C.) уже в Торопецкой волости, т.е. за границей Новгородской земли. В сражении у Дубровны литовцы были разбиты(29). Это было уже второе нападение на Русу и третье – на долину Ловати. Тактика литовцев оставалась прежней: внезапный набег, грабеж и поспешное отступление. Сдержать такие набеги могли укрепленные городки, но упоминаний о них в долине Ловати в это время нет.

В 1238 г. (25 сентября 6747 г.) псковичам, сидевшим в засаде, удалось у погоста Камно, находящегося совсем рядом с Псковом, разбить и уничтожить отряд литовцев(30).

На следующий год были срублены «городки» на Шелони. Судя по всему, эта акция была серьезно продумана и преследовала цель прикрыть один из путей проникновения литовских отрядов в глубину Новгородской земли. Действительно, если рассмотреть направления походов «Литвы», то мы увидим четыре довольно устойчивых маршрута: на Псков, в долину Шелони, в долину Ловати и на юго-восточные окраины Новгородской земли. Путь на Шелонь и был закрыт сооруженными городками.

Какие же городки были срублены на Шелони в 1239 г.? Ниже всего по течению реки был поставлен городок, от которого осталось городище у деревни Городок на правом берегу Шелони. Это укрепление, средневекового названия которого мы не знаем, обследовано С.Н. Орловым(31).

Выше по течению Шелони, на правом берегу напротив впадения реки Удохи был расположен городок Опоки, где сохранилось городище, носящее характерное название «Городок». На городище встречается керамика XIII в.(32) Еще выше по течению Шелони, также на правом берегу, расположен Порхов (Старое Порховское городище), ранние укрепления которого обследованы Е.А. Рябининым(33).

Четвертым «городком», сооруженным в исследуемом районе, был, по всей видимости, Кошкин городок. В новгородской берестяной грамоте № 704, датируемой первой половиной – серединой ХIII в., сообщается: «От городцано к посаднику ко великому. Се побегли ясенян…». Издатель грамоты, В.Л. Янин, предположил, что упомянутые в грамоте «городчане» – жители Кошкина городка, расположенного поблизости от Ясенского погоста (откуда «ясенян…» ясеняне). По мнению ученого определение «городчан» как жителей еще одного шелонского. Высокого городка менее вероятно(34).

М.Н. Тихомиров, вслед за A.M. Андрияшевым, не указывал точного расположения Кошкина городка и предлагал его локализацию в Жедрицком погосте(35). Между тем, место Кошкина городка еще в 1922 г. было определено на горе «Городок» у деревни Подгородье, находящейся между Ясенским и Жедрицким погостами(36).В 1958 г. городище Кошкина городка было обследовано П.А. Раппопортом, установившим, что на площадке высокой продолговатой горы с валами на узких сторонах нет культурного слоя(37), и это позволяет предположить, что Кошкин городок был крепостью-убежищем без постоянного населения. Вероятно, он был построен жителями (или для жителей) Ясенского и Жедрицкого погостов. Подобные городки без постоянного жилья известны в более позднее время в Псковской земле: таким, судя по всему, был Вышгородок, поставленный в 1476 г. в Кокшинской волости(38).

Текст грамоты № 704 свидетельствует о военной опасности, от которой «побегли ясеняне». В. Л. Янин определенно связывает эту опасность с набегом литовцев. Подробно рассматривая грамоту № 704 в контексте других известий о военной опасности на южных рубежах Новгородской земли, исследователь привлекает и грамоту № 636, в которой говорится о приходе выкупленного пленного из Полоцка (что показывает «адрес» опасности), а также о «великой рати» и «засаде» (заставе) на границе. В.Л. Янин подробно рассматривает связь фортификационного строительства Александра Невского 1239 г. с военной опасностью со стороны Литвы и предлагает гипотезу о расположении пограничных крепостей Новгородской и Псковской земель с учетом того, что восточной части Псковской земли и новгородским землям на Шелони угрожали литовские набеги из земли Ржевы Пустой и Лук, в которых «новгородская администрация не была полной хозяйкой»(39).

Совершенно ясно, что причиной постройки «городков» была опасность с юга. Городки не только перекрывали путь вторжения по долине Шелони, но и становились укрепленными центрами заселяемой земли. Все укрепления были небольшими и располагались или на самой Шелони или неподалеку от нее. Кроме перечисленных «городцов», которые могут быть отождествлены с основанными в 1239 г. (безымянный «Городец», Опоки, Старое городище Порхова и Кошкин городок), в Шелонской земле было еще два укрепленных пункта: Вышегород – в 25 км к западу от Шелони на реке Судоме, и Высокий городок (на левом берегу верхней Шелони), но при исследовании этих городков П.А. Раппопорт не обнаружил керамики ХП1 в. Вероятнее всего, эти два города были основаны уже в XIV столетии в процессе дальнейшего освоения и внутренней колонизации Шелонской земли(40).

Не совсем ясно, повлияла ли постройка городков на Шелони на изменение маршрутов литовских войск. Однако очевидно, что после возведения городков был создан новый район колонизации, внутри которого стала складываться особая инфраструктура дорог, бродов, водных путей, поселений, церквей, монастырей. Судя по всему, район Шелони был заселен именно вследствие действий центральных новгородских властей по укреплению границы, что очень важно для понимания процесса возникновения каменной архитектуры в этом регионе. Именно централизованные действия Новгорода вызывают заселение района и по новгородскому «указу» возникают городки и каменные храмы. В противном случае, если бы только заселенность земли и активная самодеятельность местного населения влекла за собой всплеск фортификационного и культового строительства, то мы бы увидели скопление городков и храмов и по берегам Ильменя и Волхова, чего в действительности нет.

В 1240 г. летописец вновь упоминает «Литву» среди вторгающихся народов: «…а на волость Новгородьскую наидоша Литва, Немци, Чюдь…»(41) В 1245 г. «Литва» воевала у Торжка и Бежицы (Бежецка), т.е. на юго-западе Новгородской земли. Разбив новоторжцев, сражавшихся во главе с князем Ярославом Владимировичем, литовцы стали отходить. Подошедшие на помощь тверичи и князь Ярослав с новоторжцами нагнали литовцев под Торопцом. Подоспевший с новгородцами князь Александр Невский разбил литовцев и отнял у них полон, а -потом только со своей дружиной еще раз разбил их под Жижецом, тоже в Смоленской земле. Направившись в Витебск, Александр забрал оттуда своего сына, а на обратном пути у Усвята (который кажется настоящим гнездом разбойничьих шаек и уже, видимо, Полоцкому княжеству не принадлежал) встретил другую литовскую рать, которую и разгромил(42).

В 1247 г. отряды литовцев нанесли серьезный удар вглубь Псковской земли: «Избиша Литва псковичь на Кудепи, месяца иоуля З»(43). В 1253 г. удар литовских отрядов был вновь нанесен в юго-восточной части Новгородской земли (судя по тому, что литовцев нагнали у Торопца): «Воеваша Литва волость Новгородьскую, и поимаша с полономь, и угониша ихъ новгородци с князем Васильем у Торопча; и тако мьсти имъ кровь християньская, и победиша я, и полонъ отъимаша и придоша в Новъгород здрави»(44). В 1258 г. Литва появляется вновь у Торжка, жители которого были разбиты в сражении(45).

Как видим, удары литовских отрядов в 1240-1250-е гг. минуют долину Шелони, что позволяет предполагать ее хорошую защищенность. В 1262 г. у Новгорода уже появляется возможность договариваться с Литвой, где начинает складываться государственность: «а с Литвою мир взяша»46. В 1267 г. новгородцы с псковичами даже наносят ответный удар: «ходиша новгородци и псковичи съ Елеферьемь Сбыславичемь и с Доумонтомь с пльсковичи на Литву, и много ихъ повоеваша, и приехаша вси здорови»(47). В следующем, 1268 г., новгородцы в Дубровне решают, куда им направиться с походом: на Литву, на Полоцк или за Нарову(48). Мы уже упоминали этот эпизод, который свидетельствует о наличии пути из района Шелони на юг, к Полоцку. Добавим лишь, что Дубровна предстает местом сбора рати на пограничье. Интересующий нас район граничил с опасными южными землями, государственная принадлежность которых в середине – второй половине XIII в. неясна, а также с Псковской землей, которая в это время еще находилась в орбите новгородского влияния, но уже почти обрела независимость.

Вторая половина Х1П в, прошла для Шелонской земли довольно спокойно, во всяком случае, летописи не упоминают никаких военных действий на Шелони, хотя после 1262 г. нападения Литвы на Новгородскую землю практически прекращаются. По всей видимости, после сооружения новгородцами пограничных городков вдоль границы, а также их ответных походов, вторжение «Литвы» в Новгородскую землю было сопряжено со сбором крупных сил, что требовало уже усилий государства, а не быстрого набега разбойничьих шаек. Такие «государственные» вторжения Литвы в район Шелони будут происходить позже, уже в XIV-XV вв.

В последней трети XIII в. единственное упоминание Шелони содержится в известии 1281 г., когда великий князь Владимирский Дмитрий Александрович начал враждебные действия против Новгорода: «Заратися князь Дмитрии с новгородци; новгородци же послаша владыку с молбою, и не слуша и. Того же лета, на зиму, приходи князь Дмитрии к Новугороду ратью и много пакости створи волости новгородской; и став на Шелоне; створи миръ, и отъиде»(49). По всей видимости, Дмитрий Александрович с войсками находился в 1281 г. не в районе городков на средней и верхней Шелони, а где-то возле устья реки, в ее нижнем течении, так как именно здесь проходил один из путей на Новгород (через Русу – ср. события 1471 г. и Шелонскую битву).

До 1329 г. никаких известий о Шелонской земле нет, а в этом году упоминаются Опоки, занимавшие, судя по всему, значительное место среди шелонских городков. В 1329 г. великий князь Иван Данилович (Калита) с войском выступил в Новгород, а оттуда направился к Пскову, где укрылся тверской князь Александр Михайлович, злейший враг Калиты. Наиболее краткое известие помещено в Новгородской Первой летописи, где под 1329 г. рассказывается о том, как псковичи «выпровадив» тверского князя в Литву, присылают послов в Опоки, где и заключают мир(50). Более подробный рассказ IV и V Новгородских летописей и Летописи Авраамки помещен под 1330 г., по этим известиям Иван Калита, «ставши в Опоке», понял трудность завоевания Пскова и «намолви» митрополиту Феогносту отлучить мятежный город от церкви. Александр Михайлович покидает Псков, а псковичи присылают послов в Опоки(51). В псковских летописях события трактованы сходно, особенно отмечается, что Иван Калита прошел довольно небольшое расстояние от Новгорода до Опок (около 170 км) за 3 недели, «не хотя псковичь разгневити»(52).

Из известий 1329/1330 г. следует, что Опоки находились на сухопутном (и, вероятно, водном, так как события происходили летом) пути из Новгорода в Псков, причем от Опок этот путь шел к Дубровне. Как уже говорилось, напротив Опок в Шелонь впадает река Удоха, на которой стоит Дубровна. Возможно, что ладьи, следующие по Шелони вверх, в Опоках выгружались, а далее путь мог быть сухопутным или на легких судах вверх по Удохе до Дубровны.

В 1346 г. великий князь литовский Ольгерд с большим войском предпринял поход на Шелонь, причем выставленной причиной войны было нанесенное князю словесное оскорбление: «Того же лета прииха князь Литовскыи Олгердъ съ своею братьею съ князи и со всею Литовьскою землею, и ста в Шелоне, на усть Пшаги реки, а позывая новгородцовъ: «хочю с вами видетися; лаял ми посадник вашь Остафеи Дворяниць, назвал мя псомъ»(53). Во время похода Ольгерда долина Шелони и даже долина Луга были разорены, а расположенные на Шелони города Порхов и Опоки, которые, вероятно, не были захвачены, выплатили выкуп: «И взя Шелону и Лугу на щитъ, а с Порховьского городка и съ Опоки взя окуп»(54). На этом военные действия прекратились. Опоки и Порхов, который упоминается впервые, выступают в рассказе о событиях 1346 г. как наиболее значительные поселения на Шелони, которые Ольгерд не смог захватить и которые могут заплатить контрибуцию(55).

В 1352 г. новгородский архиепископ Василий, возвращаясь из пораженного мором Пскова, куда он ездил для прекращения эпидемии, скончался «на пути, на реце на Узе, месяца июля в 3 день». Синодальный список Первой новгородской летописи рассказывает о том, что архиепископ разболелся еще в долине реки Черехи («на реце Чересе сташа; и разболеся ту»), после чего больного владыку перевезли в монастырь святого Михаила, который располагался «усть Узе, на Шелоне», то есть при впадении Узы в Шелонь. В монастыре Василий Калика скончался(56).

Это сообщение не только является самым ранним свидетельством о монастыре и храме на Шелони, но и дает представление о водном пути из Новгорода в Псков. Если наше предположение о водном пути по Удохе и Кеби не имеет подтверждений в источниках, то путь по Шелони и Узе с последующим волоком на Череху, впадающую в Великую, зафиксирован не одним только рассказом о смерти Василия Калики в 1352 г. В известиях 1297 (или 1292) г. и 1300 г. есть прямые указания на утрату немецкими купцами тканей и других товаров в Псковской земле, в том числе – «в водах Узы». В немецком же документе 1335 г. встречаются топонимы, связанные с тем же водным путем. По мнению И.О. Колосовой, с ограблением немецких купцов на пути Череха-Уза связан и текст найденной в Пскове берестяной грамоты № 7, датированной последней третью Х1П в (57)

Оживленный водный торговый путь по Узе и далее по Шелони, связывающий Новгород с Западом, непосредственно повлиял на развитие Шелонской земли в XIII-XIV вв. Не только пограничное положение Шелони и военная роль стоящих на ней городков, но и расположение этого района на одном из самых важных торговых путей сделало его заметной частью Новгородской земли. Заметим, что Уза впадает в Шелонь ниже Порхова и выше Опок, так что именно Опоки должны были принимать купеческие караваны и защищать водную дорогу вниз по Шелони.

В 1387 г. новгородцы ведут фортификационные работы в самом Новгороде на Торговой стороне, тогда же правительство Новгорода («весь Новгород») решает соорудить в Порхове каменную крепость: «Копаша валъ около Торговой стороне. Того же лета благослови владыка Алексеи всь Новгород ставити город Порховъ каменъ»58. Решение поставить каменный город было направлено не просто на усиление мощи укреплений, это было перенесение всего поселения со Старого Порховского городища на новое место; старый город был навсегда оставлен59. Такое же перемещение города, связанное с постройкой новой, более мощной каменной крепости, известно в Изборске, где поселение в 1330 г. было перенесено на Жеравью гору, на которой была воздвигнута каменная крепость(60). После перенесения поселения и возведения каменной крепости в 1387 г. Порхов стал центром Шелонской земли, основные события в Шелонской земле теперь происходят в Порхове. До этого, судя по известию 1346 г., Порхов по своему значению был равен Опокам.

В 1391 г. новгородцы воевали с псковичами, по окончании войны мир между ними был заключен в Сольцах, расположенных на левом берегу Шелони ниже Опок. Можно предположить, что район Шелони был местом сосредоточения войск («воротишася от Солци»)(61). Новгородская рать двигалась по дороге вдоль Шелони, трасса дороги уже в XIV в. проходила по левому берегу реки, и мы знаем, что далее на Псков дорога шла через Опоки и Дубровну. В 1393 г. война псковичей с новгородцами возобновилась: новгородцы даже осаждали Псков целых 8 дней, а затем (по версии псковичей) обратились в бегство(62). Мир между Новгородом и Псковом был заключен только в 1397 или 1398 г. Район Шелони, по всей видимости, не был местом военных действий.

В конце XIV в. был составлен так называемый «Список русских городов дальних и ближних» (1387-1392 гг. по М.Н. Тихомирову(64), 1394-1396 гг. по Е.П. Наумову и 1375-1381 гг. – по В Л.Янину(65)). В этом источнике упомянуто 5 городов, расположенных на Шелони: «а на Шолоне Порхов каменъ. Опока, Высокое, Вышегород, Кошкин»(66). А.В. Подосинов считает, что в порядке перечисления шелонских городов есть некий принцип: они перечислены с севера на юг(67). Это неверно – Опоки расположены севернее Порхова, и эта часть «Списка» должна была бы начинаться с них, а Кошкин находится севернее Вышегорода и Высокого и не должен был бы заключать список.

Три из перечисленных городов нам уже известны, они были основаны, по всей вероятности, в 1239 г.: Порхов, Опоки, Кошкин городок. Заметим, что городок неподалеку от Сольцов не упоминается: к концу XIV в. он, видимо, уже не существовал. Два других пункта Вышегород и Высокое – обследованы П.А. Раппопортом. Расположенный при реке Судоме между двумя озерами Вышегород ныне представляет собой небольшое городище на высокой горе, укрепленное валом и рвом с напольной стороны; на террасе ниже городища располагался посад(68). Высокое (или Высокий городок) располагалось у деревни Городок (Дедовического района) на левом берегу Шелони. От Высокого осталось мысовое городище с валом по всему периметру холма(69). По мнению П.А. Раппопорта, Высокий городок первоначально располагался на месте городища в поселке Дедовичи тоже на левом берегу Шелони (это мысовое городище с валом с напольной стороны). Основание первоначального городка (в Дедовичах) исследователь относит к XIV в., а перенесение города состоялось, по его мнению, «несколько позже»(70). Добавим лишь предположение о том, что перенесение Высокого городка могло состояться около 1387 г., когда новгородцы «перенесли» Порхов и укрепили его. Более совершенные план и система обороны городища в деревне Городок соответствуют более поздней дате. Мероприятия по реконструкции обороны Шелонcкой земли в последней четверти XIV в. могли затрагивать не только Порхов.

На наш взгляд, города «на Шелони» перечислены в «Списке» в порядке их значимости: как мы уже говорили, после переноса и реконструкции 1387 г. Порхов сделался если не центром, то самым значительным городом Шелони, за ним следуют, несомненно, важные Опоки. Вышегород, Высокое и Кошкин городок перечислены без какой-то географической логики, но Кошкин городок, как мы видели, был небольшим городком-убежищем и, думается, поэтому занимает последнее место в списке.

Теперь, когда нам известны все городки на Шелони, следует попытаться определить характер и замысел их расположения в долине реки. Совершенно ясно, что Высокое, Порхов, Опоки и безымянный городок у Сольцов последовательно перекрывали реку от верховьев вниз по течению. Кошкин и Вышегород отодвинуты к юго-западу и прикрывают долину Шелони со стороны Судомской возвышенности. Показательна высокая плотность размещения городков, сравнимая лишь с плотностью размещения новгородских городков на юго-восточных рубежах Новгородской земли(71), а также юго-восточных и южных рубежах Псковской земли(72). П.А. Раппопорт отметил, что и эти районы, и район городков на Шелони связаны с литовской опасностью, к этому мнению присоединился В.Л. Янин(73).

Мы уже упоминали о литовских вторжениях на Шелонь в 1200, 1217 и 1346 гг., а также высказали предположение о том, что эти вторжения начинались из района Великих Лук. О Луках в XIV в. сведений нет, но для конца XIV-XV вв. можно с уверенностью сказать, что расположенные южнее Шелонской земли Луки и Ржева (Ржова) Пустая находились под контролем Великого княжества Литовского. В «Списке русских городов…» Луки и Пустая Ржова помещены среди литовских городов(74). В 1406 г. псковичи в ответ на нападение Витовта на псковский «пригород» Коложе «повоеваша Ржову, а на Великих Луках стяг коложский взяша, и полона много приведоша»(75). Ржева и Великие Луки в этом известии выглядят как совершенно вражеские города, полностью принадлежащие Литве. В 1436 г. новгородцы «воеваша Лоуки Великий и Ржовоу; а они не хотеша дани давати»(76). Из договоров Новгорода с великими князьями Литовскими Свидригайлом (1431 г.) и Казимиром (1441-1442 гг.), а также из Записи о литовской дани (1479 г.) мы знаем, что формально Луки и Ржева находились под совместным новгородско-литовским управлением . Реально, как показывают военные действия псковичей в 1406 г. и самих новгородцев в 1436 г., район Лук и Ржевы Пустой находился под военным контролем Литвы. Мы предполагаем, что под военный контроль Литвы эти земли перешли еще в первой половине XIII в. Отсюда было удобно наносить удары по Псковской земле (и она была прикрыта в XIV в. целой группой крепостей), по долине Шелони (и эта долина была «перекрыта» городками еще в Х1П в. и укреплена в XIV в.), а также по принадлежавшей Новгороду долине Ловати, где располагались Холм (его принадлежность Новгороду маловероятна), Курск и Руса. Болотистая и лесистая равнина между Шелонью и Ловатью была непроходима для войск (она и сейчас населена мало, здесь почти нет дорог), и поэтому никаких укреплений и крупных населенных пунктов здесь не было. Предположение об особой роли Шелонской земли в обороне Новгородского государства в XIII в. приобретает на материале XIV в. большую достоверность.

Перенесение Порхова на новое место в 1387 г. и сооружение в нем каменной крепости, а также вероятное перенесение Высокого городка в конце XIV в. могут быть связаны с литовской опасностью. Эта опасность на рубеже XIV-XV вв. даже возросла.

Под 1399 г. Новгородская четвертая летопись сообщает: «Убьен бысть князь Роман Юрьевичь на Шолоне, и положено бысть тело его оу святаго Спаса в Порьхове»(78). Это первое упоминание о мужском Спасо-Преображенском монастыре в Порхове, расположенном на левом берегу Шелони напротив Старого Порховского городища(79).

В известии 1399 г. совершенно непонятно: кто такой князь Роман Юрьевич, а также почему и кем он был убит на Шелони? Ясно только, где он был похоронен. Князь Роман Юрьевич впервые упоминается в 1386 г., когда он участвует в обороне Новгорода от войск Дмитрия Донского. Среди новгородских военачальников перечислены: Патрикий Наримонтович (литовский князь на службе Новгорода), князь Роман Юрьевич и копорские князья(80). Судя по всему. Роман Юрьевич тоже был «служилым князем» в Новгороде и, возможно, уже в 1386 г. имел полученные от новгородского правительства «в кормление» города и волости. В 1393 г. некий князь Роман Литовский и князь Константин Иванович Белозерский во время войны с московским великим князем Василием Дмитриевичем ходили в поход на «княжьи волости»(81). В следующем, 1394 г. во время войны Новгорода и Пскова во главе новгородских войск стоят те же князья: Роман и Константин(82).

Как установил В.Л. Янин, Роман Литовский и Роман Юрьевич не одно лицо(83). Интересующий нас князь Роман Юрьевич принадлежал к роду князей Белозерских, возможно, что его кормления были в районе Копорья(84). Как «служилый», приглашенный князь Новгородского государства Роман Юрьевич должен был участвовать в походах и иметь собственную небольшую дружину. Его гибель на Шелони предполагает какие-то военные действия в этом районе, однако о каких-либо столкновениях летописи молчат. И все же можно предположить, что в 1399 г. на Шелони происходили какие-то стычки с литовскими отрядами. Основанием для такого предположения служит известие Новгородской первой летописи под 6907 г.: «Князь Витовт Литовский Кестутьевич присла в Новъгород възметную грамоту, рек тако: «обеществовале мя есте, что было вам за мене нятися, а мне было вам князем великим быта, а вас мне было боронити, и вы за мене нялеся»; и новгородци от себе грамоту възметную отослаша»(85).

Следствием такого серьезного конфликта с посылкой разметных грамот с объявлением войны и были, вероятно, какие-то военные действия на Шелони, в результате которых погиб князь Роман Юрьевич. Конфликт, по всей видимости, носил локальный характер, вероятное наступление самого Витовта было прервано неудачным сражением литовских войск с татарской армией Тимур Кутлуя на Ворскле в том же году. Рассказывая об этом поражении Витовта, новгородский летописец не без злорадства замечает: «хотел пленити Рускую землю и Новъград и Пьсков, а не мыслит господа пророкомъ глаголюща, како един поженет 1000, а два двигнета 10000″(86). Уже в 1400 г. новгородцы заключили с Витовтом мир «по старине»(87), но опасность на южной границе сохранялась: как мы увидим ниже, Витовт не оставил помыслов «пленить» Новгород и Псков.

В 1404 г. Витовту удается захватить Смоленск в тот момент, когда смоленский князь Юрий Святославич находился в Москве. «И се слышавъ князь Юрьи Смоленскыи, что град его взят бысть, прииха в Новъгород, и прияша его новгородцы»(88). По сообщению Новгородской четвертой летописи, новгородцы дали Юрию Святославичу в кормление 13 городов: «Русу, Ладогу, Орехов, Тиверский, Корельский, Копорью, Торжок, Волок Ламский, Порхов, Вышегород, Высокое, Кошкин, Городец»(89). Здесь очевидная ошибка: Кошкин городок (городец) превратился в два города – Кошкин и Городец. Точнее сведения Летописи Авраамки, где к перечисленным городам прибавлен пропущенный в Новгородской четвертой летописи Ям, а Кошкин городок пишется вместе: «Руса, Ладога, Орешок, Тивескыи, Корельскый, Копорье, Торжок, Волок Ламьскый, Порьхов, Вышогород, Яма, Высокое, Кошькин городец»90. Изгнанному из своего княжества смоленскому князю дается в кормление невиданное доселе количество городов, причем привлекает внимание то обстоятельство, что многие города из приведенного списка ранее в кормление не давались: таковы Торжок, Волок Ламский и все перечисленные города на Шелони (Порхов, Вышегород, Высокий и Кошкин городок)(91).

Среди городов на Шелони не упомянуты Опоки, скорее всего они были оставлены под непосредственным управлением новгородской администрации. Другие четыре города на Шелони – Порхов, Вышегород, Высокий и Кошкин городок – перечислены, как нам представляется, в порядке уменьшения их значимости (вспомним «Список русских городов дальних и ближних», где порядок перечисления был несколько иным: Порхов, Опока, Высокое, Вышегород, Кошкин). Передача в кормление городов на Шелони наряду с пограничными Торжком и Волоколамском может означать стремление новгородского правительства обезопасить угрожаемые области. Кормление Юрия Смоленского в Шелонской земле было явно направлено на укрепление этого важного района, власти стараются противопоставить «обиженного» Литвой князя натиску Витовта с юга. Правда, пребывание Юрия Святославича в Новгороде было недолгим: уже в 1406 г. князь уехал в Москву(92).

В это время Великое княжество Литовское предпринимает военные операции в соседней с Шелонью Псковской земле. В 1406 г. Витовт «на миру на крестном целовании» захватил псковский город Коложе и разграбил Коложскую волость, причем Пскову он войны не объявлял, а новгородцам во время этих военных действий послал разметную грамоту. Пострадали и окрестности псковского города Воронача, который два дня был в осаде. Следствием этого вторжения был уже упомянутый ответный поход на Ржеву и Луки, причем подошедшие на помощь новгородцы идти в поход на Литву отказались, сославшись на то, что их «владыка не благословил»(93).

В 1407 г. псковичи во время мора обвинили своего князя Данилу Александровича в том, что именно он виноват в продолжении эпидемии, и выгнали его(94). Даниле Александровичу и его брату Юрию новгородская администрация дала в кормление Порхов, а, может быть, и другие шелонские городки(95). В 1408 г. псковичи призвали князя Данилу из Порхова обратно(96).

В том же 1408 г. войска магистра Ливонского ордена, воевавшего в это время с Псковом, объединились с литовской ратью и напали на псковский город Велье, который выдержал осаду. Во время осады немецкие отряды направились в рейд по Псковской земле и дошли даже до окрестностей новгородского Кошкина городка: «А местеръ в то время ходил по Демяничи и по Залесию, и много пакости оучиниша, и Новгородской волости много повоеваша, и до Кошькина городка гонячися, изсекоша мужей и жен много, а инех во свою землю поведоша; а новгородцы о всем том нерадиша»(97). Противник подходил и к псковскому Вороначу, в новгородской земле упомянуты пострадавшие селения Леженицы, Болоты, Дубско и Гостени. Новгородцы, которых псковский летописец упрекает в нерадении, не реагировали на вторжение (чтобы не разжигать войны?). Кошкин городок сдержал, по всей видимости, продвижение легких отрядов вглубь Шелонской земли. Из рассказа Псковских летописей следует, что Кошкин городок находился в Залесье или рядом с ним. Этот топоним еще раз встречается в 1431 г., когда в Залесье псковичи закладывают новый город Выбор98. По этим известиям Залесьем называлась южная часть псковско-новгородского пограничья, отгороженная лесами от более обжитых районов Псковской земли (по отношению к долине Великой). В Писцовой книге Шелонской пятины 1498 г. в Залесье помещены Щирской, Хмерской, Быстреевской и Сумерьской погосты, расположенные на северо-западе Шелонской пятины в пограничном с Псковской землей районе». Судя по всему. Залесье было довольно обширным районом пограничья Новгорода и Пскова.

Напомним, что псковичи после описанного вторжения заключили мирные соглашения с Орденом и Литвой только в 1410 г., причем «опрочь Новгорода»(100).

Мы видим, что новгородцы стараются сохранить «худой мир» в угрожаемых районах Шелони: они с неохотой приходят на помощь воюющим псковичам и не хотят идти вглубь Литовской земли, сквозь пальцы смотрят на вторжение орденских и литовских войск на свою территорию. Однако конфликтная ситуация все время сохраняется, угроза разрыва мира с Литвой и вторжения на Шелонь постоянно возобновляется.

«Столицей» района в начале XV в. прочно становится Порхов. Новгородская первая летопись под 1412 г. сухо сообщает: «Поставиша церковь камену святого Николу в Порхове»(101). Более подробна запись Новгородской четвертой летописи: «Поставиша церковь каменну святаго Николоу в Порхове, при князи Федоре Юрьевиче Смоленском»(102). Оказывается в Порхове не только был построен каменный храм внутри крепости, что было само по себе явлением незаурядным, выясняется, что в это время в Порхове (а, возможно, и в других городах Шелони) на кормлении был сын Юрия Святославича Смоленского, получившего города на Шелони в 1404-1406 гг. Федор Юрьевич мог получить кормление на Шелони только после 1408 г., т.к. в этом году в Порхове еще были князья Данила и Юрий Александровичи. Строительство каменного храма было, вероятно, акцией самого князя Федора Смоленского. В том же 1412 г. великие князья литовские Витовт и Ягайло, а также «съехавший» из Новгорода литовский князь Лугвень, прислали в Новгород взметные грамоты, угрожая конфликтом. Среди обвинений, выдвинутых литовскими князьями, было и «княжение» Федора Юрьевича Смоленского: «а над то надо все нашего ворога Юрьева Святославлича сына Федора приняле есте»(103). Следствием литовских угроз был добровольный отъезд князя Федора Юрьевича: «И князь Федоръ рече новгородцомъ: «о мне с Витовтом нелюбья не держите»; отъиха в Немце»(104). Новгородцы еще раз избежали конфликта с Литвой, причем опять путем уступок, фактически – изгнанием князя-кормленика. В 1414 г. новгородцы взяли с Витовтом «мир по старине»(105).

До 1426 г. на южной окраине Новгородской и Псковской земель было относительно спокойно. В 1417 г. в Новгородской и Псковской землях разразилась жестокая эпидемия, среди городов, в которых свирепствовал «мор на людех», упомянут Порхов, причем называются только основные города Новгородской земли (Новгород, Ладога, Руса, Порхов)(106).

В 1426 г. Витовт разорвал мир с Псковом и с большим войском вторгся в Псковскую землю. Сначала была осаждена Опочка, после двух дней неудачной осады литовцы направились северо-восточнее к Вороначу, под которым стояли 3 недели. Во время осады Воронача псковской рати удалось разбить отряд литовцев и татар под городком Котельно, отдельные стычки происходили у Велья и Врева. Новгородские власти не откликнулись на призывы псковичей о помощи, посланный в литовский стан новгородский посол Александр Игнатьевич никаких успехов не добился: «а псковичемъ не оучинивъ ничтоже добра, но толко на горше зло». Псковичи выдержали натиск литовских войск и к осени заключили мир с Витовтом «опроче Великого Новагорода»(107).

Через два года, в 1428 г. Витовт предпринял такой же поход на Новгородскую землю, на Шелонь. Маршрут похода освещают псковские летописи: «А того же лета князь Витовтъ Литовскыи начя нелюбье дръжати на Новъгород, и миръ разверзе с ними в Петрово заговенье, и паки по том 5 недель изоиде, и бысть на шестой недели в пяток, въ 16 день месяца июля прииде онъ поганый князь Витовть, отстоупникъ правоверныа веры кристьанскиа, на Новгородскоую волость в силе велице; и прииде первее к Вышегородоу, стоялъ два дни и две нощи, и поиде от него к Порховоу, воюя волость Новогсродскоую, и, пришед, стоялъ под городом июля въ 20, на память святого пророка Ильи. И владыка но-вогородскыи Еоуфимей и посадники новогородцкыи добише челомъ князю Витовтоу; челобитье оу новогородцовъ приат, и миръ с ними доконца по старине, и крестъ целовалъ, а полонъ отпоусти владычня ради поклона; и поиде от Порхова во свою землю, в среду, месяца июля в 28 «(108).

Поход Витовта на Шелонь в 1428 г. очень напоминает поход на Псковскую землю в 1426 г., он даже начинается в то же время (в Петровский пост, а поход 1426 г. – в Петров день). Витовт подходит с юга, пытается взять Вышегород и после кратковременной неудачной осады идет к более значительному Порхову и начинает продолжительную осаду (см. события под Опочкой и Вороначем в 1426 г.). Псковичи, правда, в момент заключения договорились о выплате Литве контрибуции в размере 1000 рублей, контрибуция новгородцев была гораздо больше: «Приходилъ князь Витовть к Порхову ратью, и порховици кончаша (договорились – B.C.) за себе 5000 серебра. И тогда прииха владыка Еуфимеи к Порхову с послы новгородскыми, и доконца Витовту другую 5000 серебра, а шестую тысяцю на полону»(109). Одиннадцать тысяч рублей контрибуции прекратили военные действия, что так напоминает поход Ольгерда на Шелонь в 1346 г., когда «с Порховьского городка и съ Опоки взя окуп»!

Осада Порхова была очень хорошо организована: к городу подвезли тяжелую осадную артиллерию, среди пушек была и гигантская бомбарда «Галка», которая сделала только один выстрел, пробив стену каменной крепости и стоящую внутри каменную церковь Николая. При этом пушку разорвало, а ядро в конце пути попало в осаждающих, находившихся с другой стороны крепости110. Примечательно, что стоящую на горе крепость Вышегород с ее деревянными стенами Витовт взять не смог: пушки не могли еще брать высокий угол обстрела, и бомбардировка, по всей видимости, не дала ощутимых результатов.

Восьмидневная осада Порхова привела новгородцев к пониманию необходимости укрепления и реконструкции этой каменной крепости. В 1430 г., через два года после осады, порховская твердыня была значительно усилена: «Того же лета новгородци приставили к Порхову другую стену камену»(111). Это были «прикладки», увеличивавшие толщину стен и башен с «приступной» напольной стороны.

В связи с осадой Порхова в 1428 г. или с укреплением его стен и башен в 1430 г. жителями деревень вдоль Шелони осуществлялись какие-то экстренные поставки зерна (овса) в Порхов, причем в новгородской берестяной грамоте № 540, найденной на Дубошине раскопе и написанной дубланами (жителей одной из деревень), упоминаются находящиеся в Порхове воеводы(112).

В 1435 г. порховичи участвовали в походе новгородцев и рушан на Великие Луки и Ржеву Пустую. Этот поход, как мы уже говорили, был предпринят для того, чтобы возобновить выплату дани новгородцам этими городами, попавшими под литовское управление и служившими плацдармами для нападений на Шелонь и южные окраины Псковской земли.

В 1441 г., когда великий князь московский Василий Васильевич (Темный) начал войну с Новгородом, Псков решил прислушаться к призывам московской дипломатии и тоже вступить в войну с Новгородской республикой. Псковичи собрали войска не только из столицы, но и из своих «пригородов» и «поидоша на Новгородскую власть (волость -B.C.) князю великому в помощь, и воеваша Новгородскую власть, и под Порховом стояша три дни. И повоеваша псковичи Новгородския власти на триста верстъ, а в ширину на пятьдесятъ верстъ, от литовского рубежа (на юге Шелонской земли – B.C.) и до немецького (на р. Нарове – B.C.)»(113). Псковичи воевали скорее демонстративно, в основном разоряя приграничные волости, под сильно укрепленным Порховом они только «стояли», не пытаясь взять город штурмом. Другие шелонские городки тоже не были взяты и разорены, а, может быть, и не подвергались осаде. А.Н. Кирпичников предполагает, что после «стояния» псковичей под Порховом укрепления города все же были еще раз усилены(114).

В 1461 г. вновь упоминается Дубровна – как пункт на дороге из Новгорода в Псков, где псковичи, еще на новгородской земле, встречали сына великого князя московского Ивана III, Юрия: » и посадники псковский и бояре сретоша его за роубежом, на Доубровне»(115). Как пункт встречи Василия III, въезжающего в Псковскую землю, предстает Дубровна ив 1510г.: «И поехали псковичи и посадники и бояре и дети посадничьи и купцы на Дубровно встречать государя и великого князя Василия Ивановича»(116). Мы уже приводили упоминания о Дубровне в XI, XII и XIII вв. И в XV в. Дубровна оставалась важным пограничным пунктом Новгородской земли (в 1510 г. – уже Московского государства с покоряемой Псковской землей). В новгородских берестяных грамотах № 519-520 упоминается Дубровна и церковь Рождества Богородицы в этом погосте («А Кромеская и Вышкевская земля святей Богородици на Дубровни.»). Эти грамоты датируются 1405-1421 гг.(117) Источники рисуют Дубровну как один из наиболее важных сельских населенных пунктов в Шелонской земле. Кроме того, мы встречаем в ХIII в. упоминание «ясенян» – жителей Ясенского погоста (Ясно) под Кошкиным городком. В новгородской берестяной грамоте № 568 (рубеж XIV-XV вв.) упоминаются некоторые пункты в Карачуницком погосте (это означает, что Карачуницы к этому времени уже существовали) и Болчинский погост (на правом притоке Шелони – р. Белке)(118). Несколько пунктов, находящихся в Карачуницком и Болчинском погосте, упомянуты в берестяной грамоте второй половины ХII в. (№ 550)(119). Важно отметить, что почти все грамоты с упоминанием Шелони или отдельных пунктов на Шелони происходят из Людина конца Новгорода, по всей видимости, тесно связанного с Шелонской землей (не из Людина ли конца велась колонизация этого края?).

Немногочисленные сведения источников XII-XV вв. о сельских поселениях все же позволяют представить себе достаточно интенсивную хозяйственную жизнь и плотное расселение на Шелони. Помимо пяти (или даже шести) городков здесь было довольно много сельских населенных пунктов, что делает Шелонь ХIII-XV вв. районом почти уникальным для Новгородской земли. Шелонскую землю нельзя сравнить по «плотности жизни» ни с каким другим районом Новгородской земли: ни с долиной Волхова у Ладоги, ни с долиной Ловати, ни, тем более, с долиной Меты. По упомянутой «плотности жизни» Шелонь правильнее сравнивать с Псковской землей, где также на небольшой территории сосредотачиваются города, погосты, монастыри и, забегая вперед, каменные храмы.

В 1471 г. великий князь московский Иван Васильевич во время похода на Новгород приказал псковичам разорвать мир с новгородцами и выступить в поход. 12 июля псковские отряды начали, как ив 1441 г., «воевати Новогородскоую волость и жечи». Но новгородцы на этот раз предприняли ответные действия: в тот же день «новогородци из зароубежья с Вышегородка» напали на псковскую волость Навережскую губу – и сожгли церковь Николы «вельми преоудивлену и чюдну». Узнав о нападении вышегородцев, псковичи направились к Вышегороду и осадили его 15 июля. Начался обстрел пушечными ядрами и стрелами, к городку приносили «примет» (видимо – хворост для поджога деревянных стен. Вышегородцы зажгли примет, но в городе было очень трудно, не было ни «запаса» (пороха, стрел), ни воды. Едва не задохнувшиеся от дыма вышегородцы держались до вечера, но трудно было и наступавшим псковичам, многие из которых были застрелены или побиты камнями со стен. На следующий день вышегородцы вышли на стены и попросили мира. Псковичи приняли «челобитие» своих «соседей» и не совсем всамделишных «врагов», причем вышегородцы отпустили всех пленных, захваченных в Навережской губе, и вернули все стрелы, упавшие в городе и вокруг его стен. Псковичи отошли от городка, но все же «повоевали» сельские поселения около новгородского рубежа на 50 верст(120).

Из рассказа псковского летописца о событиях 1471 г. мы можем хорошо представить себе отношения новгородцев и псковичей (в меру добрососедские, но легко могущие перейти в агрессию), ясно виден небольшой новгородский городок на горе, с деревянными стенами, без колодца, с малым количеством людей и боевого запаса.

Псковичи в 1471 г. еще раз углубились в новгородские волости на 20 верст, но потерпели поражение от новгородской рати. В это время основные новгородские силы были разбиты московской ратью у Велебиц на нижней Шелони (недалеко от Сольцов, на речке Дряни). Псковская рать отправилась после этого к самому Новгороду и остановилась по приказу Ивана III в Князичах(121). Никакие другие пункты на Шелони во время событий 1471 г., сломивших силу Новгородской земли, не упоминаются. Шелонские городки псковичи, по-видимому, и не пытались штурмовать, тем более – великолепно укрепленный Порхов.

В сентябре 1475 г. новгородские «боярские ключники», по всей видимости, из Шелонской земли, напали на псковскую волость Гостятино, но псковичи собрались с силами и убили или переловили разбойников(122). Этот случай еще раз характеризует «соседские» отношения псковичей и новгородцев (жителей Шелонской земли). Это отношения равноправных, но не всегда дружных соседей в 1478 г. были прекращены: Новгород был присоединен к Москве. В условиях вхождения Новгородской земли в централизованное Русское государство конфликты на границе с номинально независимым Псковом, естественно, прекратились. Была отодвинута и литовская граница, Литва более не угрожала непосредственно Шелонской земле: московские войска заняли Ржеву Пустую и Луки, после чего граница прошла значительно южнее Шелони(123).

Шело некая земля с 1478 г. делается почти внутренней частью Московского государства (хотя и граничит с Псковской землей), а в 1510 г., когда и Псков был подчинен Москве, становится глубокой провинцией. Поэтому исчезают со страниц летописей известия о городках на Шелони, а если и встречаются, то в основном касающиеся лишь главного города земли – Порхова.

В 1480 г. псковичи догоняют у Порхова возвращающегося в Москву князя, присланного к ним на подмогу и осуществившего удачный поход на Дерпт(124). В завещании московского великого князя Ивана III (1504 г.) среди новгородских городов, передаваемых Василию Ивановичу, названы три города на Шелони: Порхов, Высокой, Кошкин город (перечисление новгородских городов следующее: «Ивангород, Яма город, Копорья город, Орешок город, Ладога город, Деман город, Кургород, Порхов город, Кошкин город, Руса город»)(125). Иван III завещает Василию и находящиеся южнее города, «прикрывшие» с конца XV в. Шелонь с юга: Холм, Велиль, Луки Великие, Ржеву Пустую, Торопец и Острею.

Мы видим, что на Шелони к началу XVI в. осталось только три города, Опоки и Вышегород, по всей видимости, уже потеряли и свои укрепления, и свой городской характер. Это подтверждается известием Сигизмунда Герберштейна, который в 1517 г. проезжал по маршруту Воронач – Выбор – Володимирец – Порхов – Опоки и далее. Этот путь позволяет говорить об еще одной сухопутной дороге, проходившей от юго-восточных псковских пригородов к Порхову, а затем в Опоках сливавшейся с дорогой Псков – Дубровна – Опоки Новгород. В Порхове Герберштейн отметил каменную крепость, а в Опоках – впадение реки Удохи в Шелонь и «заброшенную крепость»(126).

В составленной в 1572 г. Духовной грамоте царя Ивана Васильевича (Грозного) перечислены те же три города на Шелони, что и в Духовной грамоте 1504 г.: Порхов, Высокой, Кошкин городок. Но перечисление идет в другом порядке, шелонские города разделены вставленными Куреском (Курском, Куром) и Доманом (Демоном): «А пригороды Новгородския: город Иван, город Яма, город Копорье, город Орешик, город Ладуга, городок Высокой, городок Доман, городок Куреск, городок Порхов, городок Кошкин, городок Старая Руса»(127). Упоминание Кошкина городка и Высокого в 1572 г. последнее, после него эти пункты исчезают со страниц источников, а в Шелонской земле остается один центр – Порхов. Лишь в нем, и то в небольшой степени, теплилась городская жизнь, Порхов со временем стал и единственным экономическим центром этого провинциального района.

При этом характерно, что, несмотря на то, что в XVI и XVII вв. Порхов продолжал оставаться крепостью, его укрепления не достраивались и не реконструировались.

Писцовые книги Шелонской пятины Новгородской земли конца XV-XVI вв. рисуют долину Шелони районом с плотным населением и большим количеством погостов . Среди погостов в 1584 г. упоминаются и Высоцкий (бывший город Высокое или Высокий городок), и Вышегородский (Вышегород), и Опоцкий погосты (Кошкин городок, как уже говорилось, был между Жедрицким и Ясенским погостами). Всего на верхней и средней Шелони был 21 погост. По самой Шелони сверху вниз располагались: Пажеревицкий, Высоцкой, Болчинский, Карачуницкий, Михайловский на Узе, Опоцкий, Илемно, Скнятинский. В районе ставшего погостом Вышегорода, т.е. в «Залесье» находились Облучьенский, Жедрицкий и Ясенский погосты. На правых притоках Шелони было еще несколько погостов: Бельскии (Юрьева монастыря), Михайловский (Юрьева монастыря), Смолинский, Доворец, Ретно, Дегожский, Рождественский (на устье Северы). В районе стоящего на Удохе Дубровенского погоста (Дубровна) упоминаются погосты Ручьи, Берёза (Берёзской). Павы. Следует упомянуть и о монастырях: мужских монастырей было 3 – Спасский в Порхове, Рождества Христова на Демянке и Ильинский в Опоках; женских монастырей было два Рождества Богородицы в Порхове и Введенский в Скнятинском погосте(129).

Если в конце XV в. та область, которую мы называем Шелонской землей, делилась на четыре уезда – Кошкина городка, Высокогородский, Вышегородский и Порховский, то в XVI в. они вошли в единый Порховский уезд(130), что еще раз свидетельствует о сворачивании городской жизни в регионе. Источники свидетельствуют о слабом развитии ремесла в Шелонской земле в московское время: несколько ремесленников жило в Порхове на посаде, а также в Дубровне и Опоках, которые иногда относят к «рядкам» – своеобразным зачаточным городам (напомним, что Опоки скорее продолжали жить городской жизнью, чем превращались в город). Исследуемый район характеризуется большей, чем в других частях Новгородской земли плотностью населения и сравнительно плодородной почвой(131).

В 1581 г. юго-западная часть Шелонской пятины была очень сильно разорена войсками польского короля Стефана Батория. Порхов находился в осаде, но выдержал ее(132). Во время военных действий упоминаются и Опоки, причем у Пиотровского Опоки названы «замком» (возможно, городище было спешно укреплено перед началом войны)(133). В Карачуницком погосте А. Поссевино упоминает разрушенный «монастырь» (по всей видимости – просто приходской храм), описывая земли по Шелони он рисует картину жесточайшего разорения: «будет внушать сожаление и страх та картина повсюду вплоть до Новгорода (если не сказать – дальше). Храмы, где возносились хвалы имени божьему, разрушены или обращены в конюшни, святые иконы нечестиво брошены в огонь, и для тех, кто не считает святых членами самого Христа, они служат предметом насмешек и забавы… На обширнейших пространствах видны следы пожаров и невероятного опустошения твоих владений» (письмо А. Поссевино к Ивану Грозному)(134).

После разорения 1581-1582 гг., а также после Смутного времени Шелонская земля не смогла оправиться. Здесь и в XVII в. продолжалась жизнь, но она уже несла на себе несмываемый оттенок вторичности и провинциальности. Город Порхов и сейчас интересен своей крепостью, но его пыльные улицы и скучная застройка свидетельствуют не только об экономической заброшенности, но и о культурном упадке. Долина Шелони с холмами и быстрыми притоками, каменистый грунт Шелонской земли хранят вещественные остатки прошлого, которые по значительности намного превосходят настоящее. Расцвет края в XIII-XV вв., его яркая история и особая архитектура позволяют говорить о Шелонской земле как об оригинальном явлении в истории Северо-Западной Руси.

1. А.В. Арциховский, В.Л. Янин. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962-1976 гг.). – М., 1978. – С. 124-127; В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина (историко-генеалогическое исследование). -М., 1981. -С. 255.

2. НПЛ. – С. 24; близкое сообщение в летописи Младшего извода НПЛ. – С. 210.

3.НПЛ.-С.210.

4. См. наши исследования 1993 г., а также: Н.Ф. Окулич-Казарин. Материалы для археологической карты Псковской губернии // Труды Псковского археологического общества. 1913-1914 гг. Вып. 10. – Псков, 1914. – С. 214.

5. К.А. Неволин. О пятинах и погостах новгородских в XVI веке, с приложением карты. -СПб., 1853. См. карту.

6. НПЛ.-С. 65, 271.

7. НПЛ. – С. 85; см. также: – С. 315.

8. НПЛ. – С. 57, 257-258; ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 2. – Вып. 1. – Пг, 1917. – С. 193.

9. НПЛ. – С. 77.

10. НПЛ. – С. 289.

11. ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 1. – Вып. 1. – Пг., 1915. – С. 222.

12. НПЛ. – С. 32.

13. НПЛ. – С. 32.

14. НПЛ. – С. 40.

15. НПЛ. – С. 43.

16. НПЛ. – С. 44.

17. НПЛ.-С. 44.

18. НПЛ. – С. 44.

19. НПЛ. – С. 45.

20. НПЛ. – С. 45. См. комментарий: В.Л. Янин. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XIII-XV веков. – М„ 1998. – С. 71-79.

21. НПЛ.-С. 45.

22. НПЛ.-С. 51.

23. НПЛ. – С. 52.

24. НПЛ. – С. 52.

25. НПЛ.-С. 61.

26. НПЛ.-С. 61.

27. НПЛ. – С. 64.

28. НПЛ. – С. 68.

29. НПЛ. – С. 73. Обстоятельства набега 1234 г. и упоминающиеся в летописной статье пункты подробно рассмотрены в работе Е.Н. Носова: Е.Н. Носов. Замечания о южной границе Новгородской земли // Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. Сборник статей к 75-летию В.Д. Белецкого. – СПб., 1994. – С. 163-171. г ЗО.ПЛ1.-С. 13; ПЛ 2.-С. 21, 81.

31. С.Н. Орлов. Городец Александра Невского на Шелони // Культура Средневековой Руси.-Л., 1974.-С. 46-50.

32. П.А. Раппопорт. Отчет о работе отряда по изучению крепостей Среднерусской археологической экспедиции. 1958 // Архив Института археологии РАН. Р-1, № 1688. – С. 12, 29; А.Н. Кирпичников, Е.А. Рябинин. Исследования средневекового Порхова и его округи // Археологические открытия 1974 года. – М., 1975. – С. 20; А.Н. Кирпичников. Каменные крепости Новгородской земли. – Л., 1984. – С. 212, примеч. 8; см. также наши исследования 1990-1991 гг.

33. А.Н. Кирпичников, Е.А. Рябинин. Исследования средневекового Порхова и его округи. – С. 19; А.Н. Кирпичников. Каменные крепости Новгородской земли. – С. 210-215.

34. В.Л. Янин, А.А. Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). – М., 1993. – С. 92-95; см. также: В.Л. Янин. Новгород и Литва. – С. 84-85, а также: В.Л. Янин. Я послал тебе бересту… Изд. 3-е. – М., 1998. – С. 370-373.

35. A.M. Андрияшев. Материалы к исторической географии Новгородской земли. Шелонская пятина по писцовым книгам 1498-1576 гг. Вып. 1. Списки селений. – М., 1914. – С. 227; М.Н. Тихомиров. «Список русских городов дальних и ближних» // М.Н. Тихомиров. Русское летописание.-М., 1979.-С. 132.

36. И.Е. Евсеев. Кошкин городок // Известия Общества изучения местного края в г. Порхове. Т. I. Кн. 1. Порхов, 1922. – С. 17-18.

37. П.А. Раппопорт. Отчет… 1958 // Архив ИА РАН. Р – 1, № 1688, Л. 6. См. также: П.А. Раппопорт. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X-XV вв. – М.-Л, 1961. – С. 72-74.

38. ПЛ 2. – С. 203; см. также: А.Р. Артемьев. Малые города Псковской земли в XIII-XV вв. // Становление европейского средневекового города. – М., 1989. – С. 130, 133-134; Он же. Города Псковской земли XIII-XV вв. – Владивосток, 1998. -C.I 13-126.

39. В.Л. Янин. Берестяные грамоты об обороне новгородских рубежей в XIII веке // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы. – СПб., 1995. – С. 128-133.

40. П.А. Раппопорт. Очерки… – С. 67-68. Высокий городок, по предположению П.А. Рап-попорта, был основан в XIV в. на правом берегу Шелони, там, где сейчас расположено городище в поселке Дедовичи, а затем перенесен на другое место (деревня Городок Дедовичсого района).

41.НПЛ.-С.78.

42. НПЛ. – С. 79.

43. ПЛ 1. – С. 13; ПЛ 2. – С. 21, 81.

44. НПЛ. – С. 80.

45. НПЛ.-С. 82.

46. НПЛ. – С. 83.

47. НПЛ. – С. 85.

48. НПЛ. – С. 85.

49. НПЛ. – С. 324; ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 2. – Вып. 1. – Пг, 1917. – С. 232.

50. НПЛ. – С. 98, 342.

51. ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 1. – Вып. 1. – Пг„ 1915. – С. 263; ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 2. – Вып. 1. – Пг, 1917. – С. 247; ПСРЛ. – Т. XVI. – СПб., 1889. – Стлб. 66.

52. ПЛ 1. – С. 17; ПЛ 2. – С. 23. В.Л. Янин убедительно связывает события 1329 г. в Опоках с заключением Болотовского договора между Новгородом и Псковом, который ранее ошибочно относили к 1348 г. По мнению исследователя договор заключен в находящейся в 7 км к юго-востоку от Опок деревне Болотове – см.: В.Л. Янин. «Болотовский» договор. О взаимоотношениях Новгорода и Пскова в XII-XIV веках // «Отечественная история». 1992. № 2. – С. 3-14.

53. НПЛ.-С. 358.

54. НПЛ. – С. 358-359.

55. Контрибуция была очень значительной: в Новгородской IV и Новгородской V летописях Опоки не упоминаются, но сообщается о том, что с «Порховского городка окоупъ взяша 300 Рублев» – ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 1. – Вып. 1. – Пг., 1915. – С. 276; ПСРЛ. – Т. 4. – Ч. 2. – Вып. 1. – Пг., 1917. – С. 260. В этих летописях говорится, что Ольгерд «взя Шолону до Голин и Лугу до Сабля» (Голинский и Сабельский погосты). Псковские летописи говорят только о Луге – см.: ПЛ 2. – С. 26.

56. НПЛ.-С. 100,362;ПЛ1.-С.22;ПЛ2.-С. 102.

57. И.О. Колосова. Комментарий к псковской берестяной грамоте № 7 // АИППЗ. 1989. Псков, 1990. С. 6-8. См. также: Михайлов А.В. К изучению волока в междуречье Черехи и Узы // АИППЗ. 1995. – Псков, 1996. – С. 69-73; Он же. Пиратство на водных путях Псковской земли // Староладожский сборник.- СПб.- Старая Ладога, 1998. – С. 19-23. Существует также берестяная грамота № 689 из Новгорода, датируемая 1350-1390-ми гг., в которой упоминаются пункты на Узе и Шелони. Эта грамота, по предположению В.Л. Янина, может быть непосредственно связана со смертью Василия Калики – см.: В.Л. Янин, А.А. Зализняк. Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1984-1989 гг. – М., 1993. – С. ’72-76; В.Л. Янин. Новгородские берестяные грамоты // РА. 1996. № 3. – С. 30-51.

58. НПЛ.-С. 381.

59. А.Н. Кирпичников. Каменные крепости Новгородской земли. – С. 215-216.

60. ПЛ 1. – С. 14; ПЛ 2. – С. 23, 92.

61. НПЛ. – С. 383; ПЛ 2. – С. 29: «сретоша новгородскую рать у Солци», то же – ПЛ 2. – С.107.

62. ПЛ 2.-С. 30, 107.

63. ПЛ 1. – С. 25; ПЛ 2. – С. 30, 108.

64. М.Н. Тихомиров. «Список русских городов дальних и ближних» // М.Н. Тихомиров. Русское летописание. – М., 1979. – С. 87-89.

65. Е.П. Наумов. К истории летописного «Списка русских городов дальних и ближних» // Летописи и хроники. 1973. – М., 1974. – С. 150-163; В.Л. Янин. Новгород и Литва. – С. 61-70.

66. НПЛ. – С. 477. В Новгородской IV летописи Опоки (или Опока) показаны каменными, как иПорхов: «а на Шелоне Порховъ камень. Опока камень. Высокое, Вышегородъ, Кошкинъ» -ПСРЛ. – Т. ГУ. – Ч. I. – Вып. 1. – Л., 1929 (Новороссийский список). – С. 624. Опоки, по всей видимости, все же не были каменной крепостью: несмотря на активные наблюдения на Опоцком городище, следов каменной стены мы не обнаружили. Однако местные жители утверждают, что с внешней стороны «Городка» в Опоках при пахоте плуг натыкался на полосу камней и извести. Вопрос о каменной крепости в Опоках остается открытым.

67. А.В. Подосинов. О принципах построения и месте создания «Списка русских городов дальних и ближних» // Восточная Европа в древности и средневековье. – М., 1978. – С. 40-48.

68. П.А. Раппопорт. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси Х -XV вв. – С. 71-74.

69. Там же. – С. 67-69.

70. Там же.-С. 68,70.

71. Там же.-С. 192.

72. Там же.-С. 197.

73. Там же. – С. 192; В.Л. Янин. Берестяные грамоты об обороне новгородских рубежей в ХIII веке. – С. 130-131; Он же. Новгород и Литва. – С. 80-89.

74. М.Н. Тихомиров. «Список русских городов…» – С. 113. М.Н. Тихомиров считал, что Пустая Ржова «Списка» это Ржев на Волге, но последний назывался Ржева Володимерова, Пустая же Ржова – это город, располагавшийся в нынешнем Новоржевском районе Псковской области -см.: В.Л. Янин. Новгород и Литва. – С. 62-63.

75.ПЛ1.-С.28;ПЛ2.-С.32, 112.

76. ПЛ 2. – С. 46, 132. В НПЛ (С. 417-418) содержится более подробный рассказ, помещенный под 6943 г., в нем говорится только о сожжении сел вокруг Ржевы, о Луках же не упоминается. Виден размах похода и участие высшей новгородской администрации, рушан и жителей Порхова: «Ездиша воеводы новгородчкыи в зиме: посадникъ новгородчкои Иванъ Васильевиць,, и посадникь Григории Кюрилович, тысячкой Федоръ Олисиевич, Есифъ Васильевиць, Онанья Семенович, Остафеи Есифович, и бояри новгородскыи и новгородчовъ много, а с рушаны Федоръ Остафьевъ, Михаила Буиносовъ и порховице; и идоша триима путми, и казниша ржевиць, и села все пожгоша по Ръжёве; по плесковскыи рубежь, божиею помощью приидоша в Новъгород вси здрави исполономъ».

77. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. – М.-Л., 1949. № 98-99; АЗР. – Т. I. – СПб., 1846. № 71; В.Л. Янин. Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий. – М., 1991.

- С. 177-179; В.Л. Янин. Берестяные грамоты об обороне новгородских рубежей в XIII веке.

- С. 131-132; Он же. Новгород и Литва. – С. 5-25.

78. ПСРЛ. – Т. IV. – Ч. 1. – Вып. 2. – Л., 1925. – С. 384.

79. В.В. Зверинский. Материал для историко-географического исследования о православных монастырях в Российской империи. – Т. II. – СПб., 1892. – С. 339.

80. ПСРЛ, – Т. IV. – Ч. 1. – Вып. 2. – Л., 1925. – С. 345.

81. Там же.-С. 373.

82. Там же.-С. 374.

83. В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина. – С. 218-220; Он же. Новгород и Литва.

-С. 93.

84. Там же. – С. 223-226; В.Л. Янин. Новгород и Литва. – С. 97-99.

85. НПЛ. – С. 393.

86. НПЛ. – С. 394-395.

87. НПЛ. – С. 396.

88. НПЛ. – С. 398.

89. ПСРЛ. – Т. IV. – Ч. 1. – Вып. 2. – Л., 1925. – С. 395-397.

90. ПСРЛ. – Т. XVI. – СПб., 1889. Стлб. 148.

91. О кормлениях см.: В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина. – С. 216-229; он же. Новгород и Литва. – С. 90-101.

92. НПЛ. – С. 399.

93. ПЛ 1. – С. 28; ПЛ 2. – С. 31-32, 111-112; НПЛ. – С. 398-399.

94. ПЛ 1. – С. 30; ПЛ 2. – С. 33, 114

95. ПСРЛ. – Т. IV. – Ч. 1. – Вып. 2. – Л.. 1925. – С. 404.

96.ПЛ1.-С.32;ПЛ2.-С.34, 116.

97.ПЛ1.-С.31;ПЛ2.-С. 116.

98. ПЛ 2.-С. 34.

99. НПК-5. – С. 102-192.

100. ПЛ 1. – С. 33; ПЛ 2. – С. 35, 118.

101.НПЛ.-С.403.

102. ПСРЛ. – Т. IV. – 4. 1. – Вып. 2. – Л., 1925. – С. 412. Во Второй Новгородской летописи (Новгородские летописи. – СПб., 1879. – С. 135.) ошибочно назван князь Юрий Федорович Смоленский.

103. НПЛ.-С. 403-404.

104. НПЛ. – С. 404.

105. НПЛ.-С. 405.

106. НПЛ. – С. 408.

107. ПЛ 1. – С. 35-37; ПЛ 2. – С. 40-41, 121-123; НПЛ. – С. 415.

108. ПЛ 1. – С. 38; ПЛ 2. – С. 42, 124-125.

109. НПЛ. – С. 415. О мирной миссии новгородского архиепископа Евфимия I, ездившего с посольством под Порхов к Витовту, см. также: «Повесть о Ионе, архиепископе новгородском» // Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Г. Кушелевым-Безбородко. Вып. IV.-СПб., 1862. С.-27-28.

110. ПСРЛ. – Т. 12. – СПб., 1901. – С. 8; ПСРЛ. – Т. 28. – М, 1963. – С. 97; Русские летописи. Т. 1. Симеоновская летопись. – Рязань, 1997. – С. 240-241. (издание А.И. Цепкова, переиздание ПСРЛ.-Т. 18.-СПб., 1913.).

111. НПЛ. – С. 415-416; см. также: А.Н. Кирпичников. Каменные крепости Новгородской земли. – С. 216, 248-254.

112. В.Л. Янин, А.А. Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). – М., 1986. – С. 13-14; В.Л. Янин. Я послал тебе бересту. – С. 259-260.

113. ГОЛ.-С. 45.

114. А.Н. Кирпичников. Каменные крепости Новгородской земли. – С. 255-262.

115.ПЛ1.-С.58;ПЛ2.-С.51, 146.

116. ПЛ 1. – С. 95; ПЛ 2. – С. 256, 296.

117. А.В. Арциховский, В.Л. Янин. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962-1976 гг.). – М., 1978: – С. 112-118; В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина. – С. 176-178. В грамотах упоминаются и некоторые другие пункты, например – «Пожариская земля» в том же Дубровенском погосте.

118. В.Л. Янин, А.А. Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). – С. 35-38; В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина. – С. 202-205, 252.

119. В.Л. Янин, АА.Зализняк. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). – С. 23-24; В.Л. Янин. Новгородская феодальная вотчина. – С. 252-254.

120. ПЛ 2. – С. 180-182; см. также ПЛ 2с – С. 55.

121. ПЛ 2.-С. 182-185.

122.ПЛ2.-С. 199-200.

123. ПЛ 2. – С- 64. Московские войска направлены в Ржеву в 1484 г. Братья великого князя Ивана III, Андрей и Борис, в 1480 г. находятся в Луках со своей армией, по всей видимости – не на литовской, а на русской территории – ПЛ 1. – С. 78; ПЛ 2. – С. 60, 222.

124. ПЛ 1. – С. 77; ПЛ 2. – С. 220.

125. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. – М.-Л., 1950.-С.357.

126. Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. – М., 1988. – С. 236.

127. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей. – С. 438.

128. Новгородские писцовые книги. – Т. V. – СПб., 1905; К.А. Неволин. О пятинах и погостах новгородских. -СПб., 1853.

129. К.А.Неволин. Указ. соч.. Приложение III. – С. 97; Приложение IV. – С. 102-103; 108; 110-111; 114-115; 116-117.

130. Аграрная история Северо-Запада России: Вторая половина XV начала XVI в. – Л., 1971.-С.151.

131. Указ. соч. – С. 151-183; см. также: В.Н. Вернадский. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.-Л., 1961. – С. 106-110, 116-119, 133-134. Еще в конце XIX – начале XX только Порховский уезд (и, в меньшей степени. Новоржевский и Опочкинский уезды уже за пределами бывшей Новгородской земли) характеризовался некоторым избытком хлеба на фоне его недостатка во всех других районах Северо-Запада России – см.: Россия. Полное географическое описание нашего Отечества / Под. ред. В.П. Семенова. Т. 3. Озерная область. – СПб., 1900. Карта между СС. 96 и 97. -С. 143.

132. Упоминание об осаде см.: А. Поссевино. Исторические сочинения о России XVI в. -М., 1983. – С. 109; Н. Серебрянский. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. -Псков, 1908. – С. 542. (Житие Никандра Псковского, основавшего Никандрову пустынь к северо-западу от Порхова, прославившуюся уже в XVII в. К нашей истории Никандр Псковский не имеет прямого отношения).

133. Ст. Пиотровский. Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию (осада Пскова) /Пер. с польского О.Н. Милевского. – Псков, 1882. – С. 139-140; Р. Гейденштейн Записки о московской войне (1578-1582). – СПб., 1889. – С. 221, 241; А. Поссевино. Указ. соч. – С. 107.

134. А. Поссевино. Указ. соч. – С. 108. 109.

Далее…

© 2011 Храм Благовещения Божией Матери Suffusion theme by Sayontan Sinha